Жанровая разновидность русских народных песен. Воздействие военно-патриотической песни на формирование чувства любви к Родине у школьников

Солдаты и казачество в XVIII веке представляли собой новую значительную социальную группу со специфическими условиями быта, жизни. В связи с этим и появляются в народном поэтическом творчестве солдатские и казацкие песни. Их тематика разнообразна. Здесь отражены и военно-исторические события, в которых ярко изображены картины сражений, в которых рассказывается о смелости и храбрости русских воинов, создаются образы полководцев. Война рисуется суровыми, правдивыми красками.

Солдатские песни военно-исторической тематики представляют совершенно новое явление в русском народном песенном творчестве. В них представлены иные образы, сюжеты, темы и мотивы.

В XVIII веке в связи с развитием мануфактурной промышленности и горнорудного производства в России появляются работные люди. Происходит развитие так называемого рабочего фольклора, где главной темой является тема труда. В этих песнях рассказывается и об орудиях производства, и о самом процессе труда.

Мотив наказания рабочего является характерным в песнях рабочего фольклора.

Основные герои

Специфичность содержания лирических песен определяется прежде всего характером лирического героя. «Лирический герой народной песни – это всегда простой человек: крестьянин, крестьянка, ямщик, бурлак, повстанец – «удалой разбойник» /Лазутин 1965: 33/. Именно их чувства, мировоззрения и мысли составляют основное содержание лирической песни.

Герой-солдат появляется в солдатских военно-исторических песнях. Он предстает храбрым, смелым воином на фоне суровой войны.

В тех же песнях мы встречает и образы русских полководцев Суворова, Платова и Кутузова.

Героем песен становится и казак, который ставится на один уровень с солдатом.

Главным героем рабочего фольклора является рабочий-умелец. Он выполняет любую работу, о чем ярко повествует лирическая песня. Помимо этого в песнях рисуется тяжелая жизнь рабочих, тяжелые условия труда во время крепостничества. «Особенно показательны в этом отношении песни горнозаводских рабочих Урала и Сибири» /Лазутин 1965: 104/.

В песнях показан также и образ хозяина фабрики – угнетателя рабочих масс.

Отходнические песни развивают любовную и семейно-бытовую тематику традиционных песен. Героями являются девушки и их любимые.

Образ отходника скупо изображен в песнях. Крестьяне уходили на заработки в другие города, возвращаясь в родные места после долгого скитания. Отходники в песнях разделены на две группы: отходники, которые после долгой работы возвращались в деревню, и отходники, которые, поработав в трактире, отвыкли от тяжелой жизни в деревне. Именно о любителях «легкой жизни» слагали сатирические и юмористические песни.

Героями песен были также бурлаки, извозчики. Бурлаки в песнях называются «людьми вольными», они сравниваются с вольными птицами гусями-лебедями. Впоследствии изменяется народное мировоззрение по отношению к бурлачеству. Бурлачество становится символом каторжного труда и бедности.

«Находясь в тесном творческом взаимодействии, крестьянские, солдатские и рабочие песни представляют собой единый песне-творческий процесс XIX века» /Лазутин 1965: 141/. Однако именно со второй половины XIX века в песнях этих групп развивались яркие специфические черты, своеобразие каждой группы песен, особенно в идейно-тематическом плане.

Более отчетливо и ярко показан лирический герой в песнях XIX – начала ХХ века, где в качестве лирического героя выступает коллектив /Лазутин 1965: 166/. Однако мысли и чувства, раскрывающиеся в народной поэзии, не лишены конкретности и выражают идеологии определенного класса.

В семейных лирических песнях, рассмотренных нами, главными героями являются девушка и молодец.

Девушка тоскует по родному дому, томится в чужой семье. В песне все это представлено с помощью различных эпитетов и метафор, которые помогают четче представить нелегкую жизнь «в неволе». В одних песнях она находит друга – соловья или подругу – кукушечку (пташечку). Героиня обращается к ним с просьбой повидать родных батюшку и матушку, поведать им о ее нелегкой жизни.

Героями народных песен являются и представители из животного или растительного мира. Так мы встречаем сокола, голубя, лебедушку, голубку, дубчик, ивушку и т.п. Эти образы, как правило, символичны.

За каждым из них закреплена определенная черта характера. Так, например:

дубчик – символ молодости, крепости;

лебедушка – символ девушки-невесты; стадо лебединое – символ невесты и ее подруг; лебедь с лебедятками – женщина с детишками;

голубь с голубкой – древний символ влюбленных. Но в песнях, рассмотренных нами, голубь с голубкой практически не встречается. «Следует заметить, что символ голубя редко встречается в народной лирике» /Сидельников 1959: 74/.

Соловей – пожалуй, самый распространенный персонаж лирических песен. Он посланец любви. Девушка часто просит соловушку спеть. Его песня наполнена грустью и печалью, тоской и болью. Яркая песня соловья как бы раскрывает перед нами картину внутренних переживаний лирической героини. Уважение к этому герою выражается с помощью ласкового обращения: его называют и соловушкой, и соловьюшкой, и соловеюшкой, и соловейкой, и соловейкой вольной пташечкой. Все говорит о любви к пташке вольной.

Сокол – это добрый молодец, суженый, выбирающий себе лебедушку – красную девицу.

Поэтика

Стиль лирических песен сложен и разнообразен. С помощью метафор, гипербол, эпитетов создавался традиционный фольклорный мир, в котором в несколько идеализированном виде представлены и «русская природа с ее темными лесами, широкими реками, глубокими озерами, зелеными полями, и русский быт с его избами, теремами, горницами, лавками, и конечно же сами люди – персонажи песен» /Аникин, Круглов, 259/. Именно используемые в песнях художественные средства и способствуют передаче чувств и настроений героев лирических песен, оказывая эмоциональное воздействие на слушателей.

Традиционная лирическая песня разработала цельную символическую систему, в основе которой лежит сопоставление человеческого мира с природным. Так, часто символом молодца является соловей, сокол, селезень и голубь. В качестве символа девицы в рассматриваемых нами песнях – лебедушка, утушка, голубка. В качестве символов в песнях выступают образы и предметы растительного мира. Символом девицы являются калина, верба, береза; молодца – дуб, хмель, встречается виноград. Однако чаще растения в песнях символизируют какое-либо состояние, то или иное чувство или настроение. «Так, например, если калина и малина могут быть символами радости и веселья, то полынь, осина, крушина и рябина, наоборот, всегда являются символом печали, горя и тоски. Как правило, цветение любого растения означает радость, веселье, любовь, и наоборот, его увядание – печаль, горе, разлуку» /Лазутин 1965: 33/.

Таким образом, символические образы лирических песен еще более подчеркивают специфику их содержания.

Особый жанр народной лирики представляют также песни солдатские. Возможно, что при их специальном монографическом изучении удастся установить и в числе солдатских песен наличие нескольких различных жанров или жанровых групп. Среди солдатских песен нет таких, которые по аналогии с разбойничьими можно было бы делить на протяжные и веселые.

Фольклорные солдатские песни, которые нам известны, носят более или менее ярко выраженный протяжный характер. Вся жизнь солдата, от момента призыва и до смерти на поле сражения, отражена в этих песнях. Солдату не до лазоревых цветочков и шелковой травы, и о них он никогда уже не поет. Он поет о писарях, забривающих лоб, о муштре, учениях, тяжести солдатской службы с караулами, трудными переходами, тяжелой амуницией, зноем и холодом, о нечеловеческом с ним обращении, о море крови и трупах после боев. Но вместе с тем эти песни — не жалобы и не стоны. Это правдивое изображение жизни.

Вопреки этой жизни солдат знает, что он выполняет долг перед родиной, и служит верно. Все это заставляет нас выделять солдатские песни в особый жанр народной песни. Предмет этих песен — солдат в быту, в буднях солдатской жизни. Эти воины, живущие так тяжело и трудно, вдали от родных земель и от своих семейств, выносят на своих плечах все тяжести исторических побед русского оружия.

Но эти песни — об исторических боях и полководцах — представляют собой уже иной жанр — жанр воинских исторических песен, создаваемых участниками походов. С другой стороны, не относятся к солдатским песням песни девушек и жен, поющих о разлуке с милым, взятым в армию. Такие песни о солдатах не являются солдатскими песнями. Они принадлежат к жанру любовной протяжной крестьянской лирики.

Песни тюрьмы, каторги и ссылки неоднородны по своему составу. Молено явственно отличить два разных вида их. В одних поется о молодце в неволе. За что он попал в тюрьму, об этом в большинстве случаев не говорится или, если и говорится, то очень глухо; можно догадаться, что до тюрьмы парня (иногда и девушку) довела любовь. По форме исполнения они относятся к протяжным. Основные мотивы их — тоска по воле, просьба к родителям, к жене, к милой выкупить их. Заключенный смотрит из острога в окно, видит дорогу, видит своего коня. Руки и ноги закованы в кандалы, кандалы гремят и стирают кожу.

Другой вид тюремных песен носит совершенно иной характер. Это — песни уголовников, которые бравируют своим прошлым. Песни эти не протяжные. Они сложены людьми полуграмотными. На строе и стиле песен явно сказывается литературное влияние. Размер песен хореический, большей частью четырехстопный, но он строго не выдерживается.

Песни кое-где, от случая к случаю, пересыпаны рифмой. Картины и мотивы здесь иные, чем в протяжных тюремных песнях. За поджог, за воровство или мотовство парня ведут наказывать. Описывается наказание плетьми, обрисовывается фигура палача. Эти страшные подробности как бы контрастируют с шутливым тоном песен и складом речи. Наказание бродяги плетьми описывается в стиле плясовой песни. Следует оговорить, что песни политических ссыльных не относятся к области фольклора, хотя некоторые из них получили широкое распространение. Они частично сложены поэтами и композиторами-профессионалами, частично самими ссыльными.

В.Я. Пропп. Поэтика фольклора - М., 1998 г.

И пусто за твоим окном"

Исследователям, возможно, когда-нибудь удастся установить, сколько именно независимых переделок этой песни было предпринято солдатами, какие из них существовали одновременно и какие могли влиять друг на друга. Песни, созданные на ее основе, наблюдались нами по меньшей мере в пяти различных военных частях. Например, Сергей Г. (Москва , 1986) записал в свой блокнот такой вариант:

"Кто виноват, что ты устал,

И недоел и недоспал,

Шесть километров пробежал,

Пришел в казарму и упал,

И чья вина, что день за днём

Дневальный нам кричит "Подъём!"

И снится нам родимый дом

С приказом в который мы уйдём."

Весьма близкий текст можно найти в блокноте Максима К. (Самара, 1998):

"Кто виноват, что ты устал,

Что недоел и недоспал,

Портянки плохо намотал,

Пришел с зарядки и упал"

Заметное место в солдатском фольклоре заняла песня Окуджавы "Ваше благородие, госпожа удача", исполнявшаяся в вышедшем в начале 1970-х гг. фильме "Белое солнце пустыни". Переделка этой песни облегчается тем, что все строфы построены по одному правилу, которое немедленно усваивается после одного исполнения. Это цепочка тезис-антитезис-синтез с одинаковым зачином и концом каждой строфы. В первой строке меняется лишь последнее слово . Последняя строка - это пословица "Не везет в картах, повезет в любви" с заменой "в картах" на "в смерти"; солдаты подставили "в службе". Для получения полноценной песенной строфы достаточно вписать одно слово в первую строку и развернуть две строки продолжения в близком или точном соответствии с образцами, данными Окуджавой . Последняя строка логически не связана с первыми тремя и не накладывает на них никаких ограничений, кроме стилистических. Единство стиля выдерживается без особого труда, поскольку скептическое отношение к своей судьбе и без того не чуждо творчеству солдат, тем более что "в службе" гармонизирует фазу синтеза по сравнению с источником.

В песне, которую напел составителю на БАМе в 1976 г. солдат желдорбата Гена, несколько возможных "предложений", порожденных этой грамматикой, выглядят так:

Не даешь ты ничего, а берешь так много.

Две стальные нитки тянутся вдали,

Ваше благородие, начальник желдорбата

Отпусти меня домой, прошу тебя как брата

Два вагона с углем попробуй разгрузи,

Не везет мне в службе, повезет в любви.

Ваше благородие, госпожа столовая,

Много в тебе каши, в основном перловая,

Только в этой каше ты мяса не ищи,

Не везет мне в службе, повезет в любви."

В варианте Павла М. 1991 г. совпадение последней строки с поговоркой ("Не везет") уже не является сквозным и, что еще важнее, не отмечается как "правило" в первой строфе:

"Ваше благородие, госпожа повестка,

Ты пришла ко мне домой и прощай невестка.

Буду долго ехать я в далекие края,

Там и похоронена молодость моя"

В целом из семи строф "Не везет мне в службе, повезет в любви" заканчивает три и еще в одной стоит исходное "Не везет мне в смерти, повезет в любви".

"Покидают монгольские края..."

"Вы монголам махнули рукой..."

Фольклор солдат 1970-х и 1980-х гг. обнаруживает также небольшое, но заметное влияние общенародного российского фольклора, которое также значительно уменьшилось в последующие годы. Некоторые солдатские песни, например, обнаруживают сходство с элегиями и балладами заключенных. Последние, возможно, послужили их прообразом (хотя нельзя исключить и общий, скорее всего, массово-культурный источник). Например, в песне начала 1970-х гг.

"Гражданка милая, привет тебе, привет!

В шинели серой прослужил я пару лет,

Пусть грязь летит из-под колес по мостовой,

А в мае месяце вернемся мы домой"

начальная строфа явно напоминает лагерную песню

"Пусть грязь летит из-под колес по мостовой,

Я возвращаюсь по амнистии домой".

Солдат Виктор Б., с которым мы встретились в феврале 1978 г., написал (по его словам) солдатскую песню, переделав известную воровскую балладу "Я пишу тебе, голубоглазая". Герой его обещает своей любимой:

С красивым значками на груди",

в то время как в прообразе (сообщенном Виктором) он говорит:

"Я вернусь домой с большой обидою,

С выколками на большой груди".

Настрой переделанной песни, по сравнению с образцом, сдвинут в сторону грусти о том, что не могло не произойти. Угроза, столь явно выраженная в исходном тексте, приглушена до почти полной неузнаваемости. Теперь она состоит в том, что

"...я найду еще красивую

И тебя не буду вспоминать".

Одними из любимых образцов для создания малостиший являются окончания двух пушкинских произведений: "К Чедаеву" ("К Чаадаеву") 1819 г.,

"Товарищ, верь, взойдет она,

солдатских кирзовых сапог".

"Там на неведомых дорожках

Следы красивых женских ног

Здесь след один на всех дорогах –

Солдатский керзовый сапог"

(пожарники, Москва, 1996).

К этим потешкам примыкает стих спасателей МЧС (блокнот М.Корнеева , 1998):

"У Лукоморья дуб спилили,

И к нам в казарму принесли

В каптерку посадили

И старшиною нарекли".

Самарским спасателям 1998 г. была известна и более развернутая переделка вступления к "Руслану и Людмиле":

"У Лукоморья ЗИЛ зеленый,

Бензин и масло слито в нем,

И днем и ночью дух ученый

Все ходит с гаечным ключом

Пойдет направо - болт закрутит,

Налево - топливо зальет.

Тут чудеса, тут прапор бродит,

Механик песенку поет".

Другая редакция пушкинского вступления, в которой место автомобилей занимают вертолеты и их обслуга, приведена в работе [ГКЛ 1998].

Неожиданному преобразованию из любовной в армейскую тематику подверглось наиболее известное стихотворение Пушкина "К А.П.Керн ":

"Я помню чудное мгновенье,

Когда я снял противогаз.

Мне свежий воздух в нос ударил

и слезы потекли из глаз".

(Самара, 1998);

Из поэтов, изучаемых в школе, ближе всего для солдата, и в плане личной судьбы и как поэт, должен был бы быть Лермонтов, который:

а) провел в армии большую часть своей недолгой жизни

б) отличался преобладанием отрицательных эмоций

г) воевал в Чечне.

д) создал несколько стихотворений о войне ("Валерик")

е) много писал о любовных неудачах.

Кроме того, Лермонтов явно разбирался в современном ему фольклоре на основе собственного опыта, а не опыта знатоков (таких как Киреевский или братья Языковы). В своей поэзии он подошел к фольклору настолько близко, насколько это можно сделать, оставаясь полноценным писателем. Например, ["Юнкерская молитва" 1833 г.] почти дословно совпадает с солдатскими текстами конца XX в. Стихи его нередко навеяны впечатлениями общения за пределами круга аристократии. “Стихотворение “Казачья колыбельная песня” свидетельствует о знакомстве Лермонтова с народным творчеством гребенских казаков" [Голованова 1958].

Многие из оригинальных стихов Лермонтова носят название песен и романсов. Многие другие стихи написаны в дамские альбомы. На фоне этого кажется необъяснимым, что его произведения отсутствуют в солдатских и девичьих блокнотах, если не считать двух строк из "Пускай толпа клеймит презреньем":

"Была без радости любовь,

Разлука будет без печали"

(у солдат "Два года без радости любовь" (1984)) и "Дай Бог тебе побольше росту,/ Другие качества все есть"). Однако это остается фактом. Причины, по-видимому, следует искать в умелом экранировании настроений Лермонтова путем подбора для изучения тех произведений, в которых они сведены до минимума, и в вызванном противодействием школьной проработке нежелании самим искать созвучных эмоций в его стихах.

Поэзия XX века: Заболоцкий

Из профессиональной поэзии XX в. показательной, хотя и крайне незначительной переделке подверглось стихотворение Н.Заболоцкого :

"Не позволяй душе лениться!

Чтоб в ступе воду не толочь,

Душа обязана трудиться

И день и ночь, и день и ночь!

Гони её от дома к дому,

Тащи с этапа на этап,

По пустырю, по бурелому

Через сугроб, через ухаб!

Не разрешай ей спать в постели

При свете утренней звезды,

Держи лентяйку в чёрном теле

И не снимай с нее узды!

Коль дать ей вздумаешь поблажку,

Освобождая от работ,

Она последнюю рубашку

С тебя без жалости сорвёт.

А ты хватай её за плечи,

Учи и мучай дотемна,

Чтоб жить с тобой по-человечьи

Училась заново она.

Она рабыня и царица,

Она работница и дочь,

Она обязана трудиться

И день и ночь, и день и ночь!"

а) называется "Душа";

б) содержит во второй строфе "И в ступе воду не полочь",

в) в пятой строфе "Учи и мучай дотемна" изменено на "до утра",

г) заключительное четверостишие опущено.

Логичность редакции несомненна:

а) краткое название дает стиху имя и тему и замещает назидательный повтор из первой строки, предлагаемый автором как его (мнимый - см. ниже) тезис;

б) Каждая строфа делится на две пары строк, кроме первой, которая делится на одну и три строки. Замена "чтоб" на "и" делает деление на пары строк сквозным. "Не полочь", видимо, в значении "не полощи" по образцу "не морочь", "не полочь", является попыткой осмыслить сочетание "толочь воду в ступе", которого нет в языковом опыте солдата.

в) "до утра", потому что с душой, как с женщиной, проводят время до "утренней звезды";

г) последняя строфа не добавляет ничего нового и своей путаницей только ослабляет впечатление от стиха.

Помещение стихотворения в солдатский блокнот и преобразование (в) неожиданным образом указывают на значение стиха Заболоцкого, редко упоминаемое в курсе литературы. Стих явно выражает желание распоряжаться женщиной в экономическом и бытовом плане. Общение героев происходит в состоянии, близком к наготе и сопровождается рифмами, входящими в золотой запас детской поэзии, известными каждому, для кого русский является родным языком:

Корабль "Звезда"

Капитан - .....

(из анекдота про Пушкина), или

В жизни крепче держись за узду

И никогда не ахай.

Если тебя посылают в.....

То посылай всех.....

Напряженная близость отношений, описанная в средних строфах, где герои стягивают одеяла и рубашки и хватают друг друга в припадках гнева и любви, мотивирована всем содержанием стиха.

Остаток текста излагает вековое представление о женщине как о крепостной "душе" - собственности ("рабыне") владельца, которая обязана сопровождать его в любых обстоятельствах ("на этап"), трудиться, сдерживать свои и выполнять его желания, а также подвергаться благотворным истязаниям с его стороны (по домостроевскому значению слова "учить", которое тут же растолковано). Все эти усилия направлены не только на пользу владельца. В ходе совместной жизни происходит облагораживание "души", и возможно даже превращение ее в человека. Небрежение хозяина приводит, однако, к отрицательному результату, желание избежать которого заложено как краеугольный камень в стих.

Обстановка безраздельного обладания, которая с такой осязаемой подробностью воссоздана в стихе, меняет значения вспомогательных понятий, включая даже устойчивые сочетания и случайно употребленные слова. Возникает усиление буквальных и побочных смыслов там, где в других обстоятельствах восприятие довольствовалось бы основными смыслами. Кажется, что "душа" срывает "последнюю рубашку" не вследствие исчерпания какого-то капитала, а в результате перемены ролей, превращаясь в обладательницу своего прежнего владельца, и именно страх перед этой переменой является основным мотивом стиха. Точно так же упоминание "дочери" в последней строфе озадачивает возможностью инцеста, а упоминание "воды в ступе" возвращает к высказыванию героини Бокаччо о пестике и ступке.

Удивительна также общность выражений, и противоположность смысла с известной песней (наблюдалась нами в 1972, 1974, 1976, 1980 гг. в Москве, Смоленской области и на Украине , а также [С.Борисов 2000] в Шадринске Курганской обл).

"Ты ещё спишь и так хороша

Боюсь нарушить твой сон прекрасный,

Переступая и чуть дыша

Привожу в порядок твоё школьное платье.

Поэта Пушкина бронзовый бюст

Украшает твои подвязки

И мне всё кажется, с поэта уст

Сейчас сорвётся улыбка ласки

И отогнув одеяла край

Целую тёплые твои коленки:

Лентяйка милая, скорей вставай,

Смотри какие вкусные на сливках пенки.

Ну что мне делать с тобой такой,

Обратной стороной "свадьбы у поезда", на которую ссылается этот стих, оказывается "развод у поезда", который, однако, вытесняется на дальний край солдатского восприятия.

"На перроне девчонка в слезах

Тихо шепчет: останься, солдат.

Нет, ответит солдат

Пусть на ваших плечах

Будут руки лежать салажат".

(1978, 1980, 1984, 1986, 1988, 1991)

Общество могло бы прийти на помощь солдату тем или иным способом, например:

а) Набирать в армию только тех, кто идут по своей воле и знают, с чем им придется расстаться;

б) Дать солдату возможность видеться с прежней или новой подругой, например, отпускать домой или в город на выходные;

в) Убедить его, что перемены привязанностей - это обычное явление, "дело житейское":

"На то она и первая любовь,

Чтоб вслед за ней пришла очередная",

и сосредоточить внимание не на потере, а на праве обоих искать новых друзей и подруг.

г) Не отрывать его от привычной среды настолько, чтобы это этот отрыв делал продолжение отношений и даже взаимопонимание невозможным из-за расстояния, длительности, расходящегося опыта и изменений в личности сторон.

(Примеры того, как душевное благополучие солдата поддерживают в армиях других стран, приведены в обзоре [Сколки 2000]).

В повседневном российском сознании и в массовой литературе женщина нередко рассматривается в "страдательном залоге", то есть не как личность со своими целями и потребностями, а как ресурс и предмет. Женщина может быть предметом поклонения, как, например, в произведениях Блока и Окуджавы. Она также может быть предметом развенчания, как в некоторых стихах Есенина, Асадова и безымянных авторов солдатской словесности, однако в обоих случаях ее интересы и логика поведения, как правило, отодвинуты на задний план или совсем не приняты к сведению. Это отношение [С.Соловьев 1858] представляет буквально законом природы: "...среди природы относительно небогатой... в климате относительно суровом... среди народа постоянно деятельного... чувство изящного не может развиваться с успехом... все это вместе... действует на исключение женщин из общества мужчин, что... приводит еще к большей суровости нравов".

Солдатская поэзия отнюдь не чуждается таких представлений. Она полна "предметных" образов:

"Оставить девушку на гражданке -

всё равно, что оставить бутылку на дороге

и думать, что ей никто не воспользуется за два года" (1998)

“Девушка как патрон – в любую минуту может дать осечку,

поэтому солдат в запасе имеет обойму” (1988, 1998)

"Девушка - это парашют, который может отказать в любой момент.

Так выпьем за то, чтобы всегда иметь запасной" (1988, 1998)

"Женщина - это чемодан,

который тяжело нести и жалко бросить" (1996)

"Девушка (Женщина) – это пуля

Она бьет прямо в сердце

Разбивает его на части

Рикошетит по карману

и уходит в сторону"

(или: выходит боком) (1988)

Верховенство мужчин не оспаривается женщинами, а принимается ими как должное. Если бы дело обстояло иначе, матери могли бы передать свое понимание детям и в течение нескольких поколений постепенно прийти к равенству. Но этого не происходит. Верховенство мужчин проявляется, в частности, в том, что им принадлежат почти все должности, на которых принимаются решения. То, что многие из них перед этим прошли через армию, усиливает склонность общества функционировать военно-иерархическим образом - как среда, которая передает и выполняет приказы, а не как среда, в которой рождаются замыслы и инициативы.

Грамматически верховенство мужчин проявляется в том, что женщины могут и нередко стремятся говорить о себе в мужском роде, в то время как мужчины никогда не говорят о себе в женском. Редкие исключения встречаются в песнях бардов, написанных мужчинами от лица женщин. Напротив, обращения и приказания в женском роде - это одно из унижений, которым подвергается "опущенный" заключенный [Магарик 1988].

Культура мачо (доминирование мужчин) не является исключительным достоянием российского общества. Она также распространена среди испаноязычных народов, в мусульманско-тюркском мире и в некоторых странах Дальнего Востока. Эти общества, однако, тяготеют к разделению ролей, при котором монетарный доход семьи зарабатывается мужчинами. Японские женщины, например, с трудом могут найти работу в возрасте старше 25 лет; с точки зрения работодателей (и тем самым с общепринятой точки зрения) в это время они должны быть заняты ведением дома.

Российское общество, следовательно, требует от женщины двойной ответственности и накладывает на нее двойную нагрузку. Оно также дает ей крайне короткий срок на подготовку к этой нагрузке. Оно не учит ее, как (и не помогает) сохранить свое здоровье . Оно также не поддерживает ее в финансовом и моральном отношении. Тем самым женщина должна рассчитывать на свои силы, пока они у нее есть. Обстоятельства вынуждают ее приступать к рождению и выращиванию детей сразу после того, как это становится физически возможным. Все эти факты выпадают из поля зрения солдатской поэзии.

В фокус солдатского отношения к подруге попадает, таким образом, почти исключительно разочарование в "измене", которую в других, более свободных условиях было бы нетрудно понять, предсказать или по крайней мере не принимать слишком близко к сердцу. Никто не может рассчитывать, что верность другой стороны будет длиться дольше, чем время отношений до разлуки; исключительные случаи, когда это соотношение нарушается, должны рассматриваться как подвиг, к которому никого нельзя принудить.

Верность солдата не основывается на его личном выборе. Она вытекает из его несвободного положения - потому что он

а) не может выйти за пределы части,

б) служит там, где не может найти подругу –

"Два года - это ерунда,

Но нет здесь баб,

вот в чём беда".

(Самара, 1998 г).

Эта верность не может быть залогом встречной верности подруги и лишать ее права на собственный выбор. Военнообязанность солдата не делает подругу автоматически вернообязанной.

Описанное выше всестороннее расхождение со здравым смыслом заставляет предположить, что хотя обвинение солдатской поэзии и направленно подруге, его скрытой целью является ее самозваная соперница, армия:

"Первое, что сделала армия –

Это отняла девушку".

(Архангельск, 1988),

"И так два года мы, два лета, две зимы

Топтали молодость под сапоги

Но как устали мы, ох как состарились

И даже девушки не дождались".

(Блокнот Андрея П., Монголия, 1980).

Обвинение армии, однако, не может быть сформулировано солдатами явно и недвусмысленно. Высказанное "в лоб", оно приведет к сшибке устремлений. Солдат не может расстаться с армией по своей воле, не вступая в крайний разлад с властью и с самим собой (см. раздел "Армия и пионерлагерь”).

В более свободные времена он может посмеяться над собой - например, так:

"Я пошел в армию, чтобы отдать долг,

который никогда не занимал"

(Самара, 1998).

Смех позволяет солдату выйти из тупика и сохранить душевное здоровье. Это может быть смех над своим положением, армией, подругой и над временно утраченной возможностью создать свою семью.

Часть солдатского творчества выставляет напоказ нелепость замены отношений с подругой на отношения с армией:

"Теперь, когда ты стал солдатом,

Забудь гражданские мечты

Теперь целуйся с автоматом,

А старшине дари цветы"

(Самара, 1998).

Другая часть помещает подругу в военное обрамление. Рисунки женщин в фуражках встречаются почти в каждом блокноте. Во многих из них можно также найти "Женскую присягу" (1986, 1988), "Обязанности жены" (1988) и "Не дай Бог я вернусь на гражданку" (1988, 1991, 1998), общей темой и "схемой смеха" [Лотман 1970] которых является несочетаемость армейской и семейной жизни:

"А когда подойдёт воскресенье

Жену с тёщей поставлю в наряд

Ну а сам я пойду в увольненье

Как приличный советский солдат" (1988)

(Как примерный российской солдат (1998))

Мы описали основные причины, по которым отношение солдата к подруге наполнено противоречивыми и отрицательными чувствами. Попробуем подвести итоги.

Отсутствие любви (при ее желанности и недавней возможности) воспринимается российским солдатом как нескончаемое и незаслуженное страдание. Это страдание усиливается из-за того, что не удовлетворены основные потребности, предпосылки душевного равновесия, беспрепятственно доступные в утраченной солдатом привычной среде:

Желание чувствовать себя "в порядке", испытывать одобрение со стороны окружающих;

Потребность заботиться о ком-то другом

Потребность в эмоциональной и физической близости.

"Там не будет твоей нежной ласки

Там не будет и твоих забот

Старшина создаст уют и ласку

А старик салагой назовёт".

Эти страдания, наряду с другими причинами, уменьшают способность солдата доброжелательно и справедливо относиться к подруге, входить в ее положение и правильно понимать ее поведение.

В составе обследованных армий других стран сходные страдания испытывают и сходные чувства выражают только солдаты израильской армии. Положение израильтянина, однако, существенно отличается от положения российского призывника. Израильская армия постоянно участвует в боевых действиях и каждый солдат может погибнуть (с 1947 г. по 2001 г. погибло 19312 израильских военнослужащих; пропорциональная часть населения России была бы около 600 тысяч человек). С другой стороны, поддержание их отношений с подругами облегчается короткими расстояниями, наличием у каждого карманного телефона, отпусками на выходные и призывом женщин в армию.

В связи с этим можно предположить, что трудности в отношениях с подругой являются опосредованным отражением общих душевных трудностей, вызванных пребыванием в отчужденной среде, предъявляющей к солдату непосильные требования, отрицающей достоинства его прежней подготовки и подвергающей его жизнь и здоровье реальной опасности (внешней по отношению к армии в одном случае и внутренней в другом). Значительная часть этих трудностей связана с призывной службой, растянутой на несколько лет, - службой, которую нельзя ничем заменить и которую невозможно прекратить раньше срока. Задержка в состоянии двойного неимения (материальных средств, так же как времени и возможностей для заботы о других) на столь длительный срок прерывает естественный ход отношений подруги и солдата: ухаживание, создание семьи, выращивание детей, - и создает для обоих необходимость поиска других решений - необходимость, которой в других обстоятельствах [Сколки 2000] в значительной части случаев можно было бы избежать.

15. Выводы

В этом обзоре мы попытались выяснить причины приверженности солдат к поэзии, лежащие в основе собственно их творчества и своеобразного полутворчества, которое состоит в переписывании друг у друга песен, малостиший и афоризмов самого разного уровня и содержания.

Мы постарались показать, что сборники малых поэтических и живописных форм дают их составителям возможность отгородить небольшой уголок достоинства и свободы в пределах своего подчиненного, уязвимого состояния, включиться в "горизонтальные" отношения сотрудничества, принять самостоятельные решения и создать уникальный предмет собственности, коллекцию изречений, которые в отличие от большей части сведений, переполняющих их повседневный опыт, одновременно красивы и верны, - и в этом, по-видимому, состоит их главное назначение.

Мы также привели примеры того, как произведения, заимствованные солдатами в основном у промышленности музыкальных развлечений в ее текущем состоянии, то есть из эстрадной, авторской, профессионально исполняемой общенародной, в том числе неподцензурной музыки и смежных источников, превращаются в долгоживущие песни, соответствующие переживаниям солдат гораздо точнее, чем использованные при их создании образцы. Потребность в преобразованных песнях сосредоточена почти исключительно в солдатском кругу и они практически ненаблюдаемы за его пределами, несмотря на то, что их слова записаны едва ли не в половине всех находящихся в обращении солдатских блокнотов.

Переходя от одного ценителя к другому эти произведения многократно проходят запоминание и припоминание, запись и считывание. Отклонения в виде правки и ошибок, возникающие при кодировании и декодировании вызывают диффузию текста и создают облако вариантов даже в случаях, когда первоначально существовавший образец был каноническим, например, заимствованным из школьной классики или массовой культуры.

Поэтическая речь российских солдат представляет из себя фольклор в точном смысле слова. Она включается в общий континуум поэтической речи юношества и проявляет значительное сходство с поэзией школьниц и заключенных. Имеется также значительное число связей и параллелей между солдатским и общенародным русским фольклором, которые можно проследить от современности до позднего средневековья.

Непрерывность российского солдатского фольклора в общественном, пространственном и временном измерениях и обилие порожденных текстов вплотную подводят к вопросу о том, что же является его главным источником и причиной, то, что он российский, или то, что он солдатский? В попытке найти ответ мы опросили несколько десятков молодых людей, служивших в семнадцати иностранных армиях, намереваясь сравнить их быт и фольклор с поэзией и условиями жизни российских солдат. В ходе обследования обнаружилось, что бытовая поэзия тех армий, в которых ее можно наблюдать без погружения (по памяти собеседников) часто сопоставима с общерусским фольклором, но не с творчеством российских солдат. Поэтическая речь американских, израильских и российских военных вдохновляется не столько службой как таковой, сколько их принадлежностью к весьма различным культурам, а также задачами, обычаями и повседневным опытом соответствующих армий.

Если верить в то, что развитие отношений и связей в России будет идти тем же путем, что и в последние 1100 лет, то можно ожидать, что быт солдат российской армии будет следовать за бытом армий североевропейских стран и, в частности, удаленность солдата от гражданского общества, его привычек и возможностей будет уменьшаться. Перемены будут включать в себя сокращение службы в армии до нескольких месяцев, увеличение денежного довольствия, времени, проводимого солдатами за пределами части, в том числе совместно с постоянными и временными подругами, исчезновение неуставной иерархии вслед за переходом к службе в составе подразделений, состоящих из солдат одного призыва или из тех, кто набраны в армию по найму. Все это уменьшит возможности для разделения солдат на большие группы, поведение которых строится по жестко закрепленным образцам и для возникновения общих переживаний, которые сейчас вдохновляют солдат на создание песен и стихов.

Данные обзора иностранных армий позволяют также предсказать, что по мере того, как печатные книги, диски, проигрыватели, видеоигры, кабельное вещание, устройства для выхода в мировую сеть, телефоны и другие средства для развлечения, общения, образования и связи станут доступны большинству солдат, их блокноты и их творчество уступят место свободе потребительского выбора, а они сами станут воспринимать себя и восприниматься другими не в составе могучего и безымянного народа, а в качестве независимых личностей, - то есть так, как везде и всегда воспринимают себя представители имущественно благополучной части общества.

Каждый народ за всю свою историческую эпоху эволюционировал вместе с музыкой, которая сопровождала его на этом пути. Проследить развитие, основные вехи истории и значимые события народа можно, прослушав музыкальные композиции, принадлежащие к разному времени. Это позволит уловить самые важные мотивы в народном творчестве, которое передает всю глубину переживаний, страданий, радостей и побед в то или иное время. Особенное значение имеет не столько музыка, сколько слова песен. Этим отличается русская музыкальная культура с давних времен.

Песня русского народа появилась из фольклора славянских племен Киевской Руси. Известно, что в те времена на одной территории могли проживать сразу несколько народностей, что и отразилось на музыкальной культуре нашего народа. Изначально русская народная песня могла звучать на значимых обрядах, свадьбах. Были также известны песни, отражающие конкретные исторические события, они носят название «эпические». Не обходилось также и без лирических песен, в которых люди старались передать свое эмоциональное состояние.

Из музыкальных инструментов, которыми пользовались русские люди, можно перечислить гудок, гусли, жалейку, рожок. Все они больше походили на бытовые вещицы, которые были призваны помогать в хозяйстве. К примеру, рожок и гудок – это самые главные инструменты пастухов. К сожалению, настоящие экземпляры этих музыкальных инструментов практически не сохранились до нашего времени. Дело в том, что в эпоху Средневековья песенников и скоморохов очень жестоко преследовали и наказывали. А музыкальные инструменты безжалостно уничтожали.

Чуть позже появляется такой популярный жанр, как солдатская песня. В ней народ изливает все свое горе, пытается определить масштабы трагедии, связанной с огромным количеством загубленных человеческих душ. Солдатские песни служат единственной отрадой бойцов на войне. Благодаря им, воины могли поддерживать боевой дух и вспоминать о своих родных и близких, ради которых отправились воевать на фронт.

Вообще русская народная музыка, прежде всего, является песенной. Инструментальное сопровождение отходит на второй план. Русскому человеку важно слышать слова, которые перекликаются с состоянием его души. Ему не столько важен ритм, сколько стихи, в которых отражается бездонное горе или непередаваемая радость от какого-либо события. В прошлом песни людей шли от сердца, они были естественными, «живыми» и натуральными. Не прочувствовать этого настроения было попросту невозможно.

Сегодня музыкальная культура русского народа изменилась. Часто на первый план выходит танцевальная составляющая музыкальной композиции. Однако это может быть связано отнюдь не с ухудшением или упадком общего культурного развития. Напротив, стремительность сменяющихся жизненных событий приводит к тому, что музыка теперь следует более динамичным ориентирам.

Исторические песни - это фольклорные эпические, лиро-эпические и лирические песни, содержание которых посвящено конкретным событиям и реальным лицам русской истории и выражает национальные интересы и идеалы народа. Они возни­кали по поводу важных явлений в истории народа - таких, ко­торые производили глубокое впечатление на участников и со-

хранились в памяти последующих поколений. В устной тради­ции исторические песни не имели специального обозначения и назывались просто "песнями" или, как былины, "старинами".

Известно более 600 сюжетов исторических песен. Период расцвета исторических песен - XVI, XVII и XVIII вв. В это время образовались их циклы вокруг исторических лиц или со­бытий. В XVI и XVII вв. историческая песня существовала как крестьянская и казачья, а с XVIII в. также и как солдатская, которая постепенно сделалась основной.

В исторической поэзии большое место заняли военно-герои­ческая тема и тема народных движений. Исторические песни повествуют о прошлом, но создавались они по свежим впечат­лениям от подлинных фактов, известных также по письменным источникам. С течением времени, а иногда и изначально, в пес­нях возникала неточная трактовка событий, оценка историчес­ких лиц и другие несоответствия.

Так, в песне "Авдотья Рязаночка" Рязань заменена Казанью. Песня о взятии Казани (Казань была взята в 1552 г.) кончается словами: И в то время князь воцарился И насел в Московское царство, Что тогда-де Москва основалася, И с тех пор великая слава.

Однако Москва основалася значительно раньше: в 1147 г. В вариантах песни "Оборона Пскова от Стефана Батория" (1581- 1582 гг.) среди защитников Пскова упоминаются М.В.Скопин-Шуйский (который родился в 1587 г., т. е. спустя 5 лет после обороны города), Б. П. Шереметев (родился в 1652 г., т. е. через 70 лет после обороны). Эти и некоторые другие исторические лица вошли в песню позднее. Кро­ме того, в осаде Пскова участвовало стотысячное войско Стефана Бато­рия, а в песне названо сорок тысяч - эпическое число.

Количество примеров подобных неточностей в исторических песнях можно было бы умножить. Но и приведенных достаточно, чтобы убе­диться в том, что упоминаемые в них конкретные лица, события, геогра­фические названия, время не всегда соответствуют действительности.

Особенности художественного историзма песен допускали вымысел. При этом песня воспроизводила главное - исто­рическое время, что стало ее основным эстетическим фактором. В песнях прежде всего отображалось народное историческое со­знание.

По сравнению с былинами историческим песням свойствен­на более строгая историческая точность. Их персонажи - кон-

кретные, реально существовавшие деятели истории (Иван Гроз­ный, Ермак, Разин, Петр I, Пугачев, Суворов, Кутузов), а рядом с ними - простой пушкарь, солдат или "народ". Для героев в целом нехарактерна фантастичность и гиперболизация, это обыч­ные люди с их психологией и переживаниями.

Как и в былинах, в исторических песнях разрабатывались большие общенародные темы. Однако песни лаконичнее бы­лин, их сюжет более динамичен, лишен развитых описаний, постоянных формул, системы ретардаций. Вместо развернутого повествования сюжет ограничивается одним эпизодом. В ком­позиции исторических песен заметную роль играет монолог и диалог. Манера исполнения исторических песен также отличается от былинной: чаще всего их пели хором, причем каждая песня имела свою, особую мелодию. Стих исторических песен, как и былин, акцентный, но короче (обычно двухударный). С середи­ны XVIII в. в городской и солдатской среде появились истори­ческие песни с литературными признаками: с чередованием рифм и силлабо-тоническим стихосложением; а в XIX в. песни с ис­торическим содержанием стали распеваться как походные, под шаг солдатского строя (чему соответствовали двусложный раз­мер, рифмовка, четкое отделение строк друг от друга).

Распространялись исторические песни более всего в тех мес­тах, где происходили описанные в них события: в центральной России, на Нижней Волге, у казаков Дона, на Русском Севере. Их начали записывать с XVII в. (записи для Р. Джемса) и запи­сывали на протяжении последующих веков, однако впервые сюжеты исторических песен были выделены и систематизиро­ваны (вместе с былинами) в собрании П. В. Киреевского. В 1915 г. вышло в свет отдельное научное издание исторических песен, которое подготовил В. Ф. Миллер. С 1960 по 1973 г. было опуб­ликовано наиболее полное многотомное академическое изда­ние, снабженное нотными приложениями и подробным науч­ным аппаратом.

Сборники свидетельствуют о том, что исторические песни - значительное явление в русском фольклоре. Тем не менее ис­следователи не пришли к единому мнению относительно време­ни их происхождения, а также об их жанровой природе. Ф. И. Буслаев, А. Н. Веселовский, В. Ф. Миллер и современный уче­ный С. Н. Азбелев рассматривали исторические песни как явле­ние, существовавшее ранее XIII в. и сделавшееся источником героического эпоса.

Если разделять их точку зрения, то следует признать, что и в XX в. исторические песни не прекратили своего существования. Действительно, почему песни о русско-японской войне, о гражданской и Великой Отече­ственной войнах не являются историческими? Ведь они, как и песни предшествующих веков, создавались по горячим следам событий самими их участниками или очевидцами и были посвящены большим общенарод­ным темам.

Иное, более распространенное мнение сводится к тому, что исторические песни - явление, зародившееся после золотоордынского нашествия, а в XIX в. уже угасшее. Они - новый этап в осмыслении народом своей истории, принципиально отлич­ный от осмысления, отраженного былинами (Ю. М. Соколов, Б. Н. Путилов, В. И. Игнатов и др.).

Повод для разных точек зрения подают сами исторические песни, которые по своим поэтическим формам столь различны, что не соответствуют обычным представлениям о фольклорном жанре. Одни ученые считают, что исторические песни - это единый жанр, имеющий несколько стилевых разновидностей. Другие убеждены в том, что они - многожанровое явление (ис­торические песни рассказывают о событиях то в форме балла­ды, то в форме лирической песни или причитания).

И тем не менее исторические песни занимают в фольклоре вполне самостоятельное место. Главное, а иногда и единствен­ное, что их объединяет - это их конкретное историческое со­держание. Б. Н. Путилов писал: "Для этих песен историческое содержание - не просто тема, но определяющий идейно-эсте­тический принцип. Вне этого содержания такие песни просто не могут существовать. В них историчны сюжеты, герои, исто­ричны конфликты и способы их разрешения".



Есть вопросы?

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: